Леонид Павлович ГУЛЕНОК: «Жизнь, как и басня: ценится не за длину, а за содержание»

 Фото из личного архива Леонида ГУЛЕНКА

Считается, что в Биробиджане все друг друга знают. Иногда даже знают о своих соседях и коллегах слишком много. Но сегодня обещаю: вы сейчас прочтёте то, чего не слышали ни от кого…

— Леонид Павлович, как врача Вас знают многие женщины области. А расскажите немного нашим читательницам о себе: где родились, как нашли свой путь в медицину?

— Родом я из Запорожской области Украины – это совсем недалеко от Азовского моря, всего лишь полчаса езды. Это город электротока и красивых цветов – потому и называется Токмак. (Улыбается шутке.) Там я вырос, а потом мой адрес – Советский Союз. Как военный врач служил там, где Родине было необходимо.

— Ваши родители были как-то связаны с медициной? Что определило выбор профессии на всю жизнь?

— Нет, мои родители совсем далеки от медицины. В роду я первый. Но я в роду не первый военный! Отец мой – Павел Андреевич – был кадровым офицером. До войны он окончил Петергофское артиллерийское училище. Великую Отечественную войну прошёл от и до: отступал до Москвы, командуя батареей, а с Москвы – командовал взводом фронтовой разведки. Отец награждён шестью орденами, в том числе двумя орденами Красной Звезды. Был тяжело ранен под Севастополем. В Крыму есть место – Золотая Балка, там он окончил свой фронтовой путь разведчиком-топографистом. Такие разведчики ходили по немецким тылам, отмечали расположение войск и орудий противника и передавали их координаты нашим войскам. В разведке отцу сильно помогало знание немецкого языка: до войны он работал сменным мастером в Запорожской области, где была немецкая колония Блюменталь, на молокозаводе.

— А другими языками, кроме родного, Вы владеете?

— Наверное, умение разговаривать на разных языках мне от папы далось. Когда я служил в Литве и Германии, мне надо было примерно полгода, чтобы я начинал свободно разговаривать на немецком или литовском языке.

— Вы говорили, что отец Ваш был кадровым военным. В то же время немецкий он выучил на некоем немецком молококомбинате. Как он там оказался?

— По первому образованию отец был вовсе не военным человеком – окончил техникум молочной продукции. Затем, уже когда пошёл на срочную службу в армию, поступил в военное училище. Но его чуть-чуть не окончил: оставалось два месяца, и тут без пяти минут командиров (до войны в Красной Армии не употребляли слово «офицер» – оно считалось «старорежимным») перекинули на финскую границу, и оттуда он начал воевать.

Моя мама – Вера Николаевна – всегда работала мамой. Прожила долгую жизнь, 92 года при полном здравии. Как говорят, скрипучее дерево долго живёт. Мама так и жила после смерти отца в Запорожской области в отцовском доме. Я каждый год навещал её. Несколько раз она приезжала ко мне в гости в Биробиджан. Брата моего нет в живых, осталась только сестра Тамара. Она преподает биологию и химию.

— Вы в послевоенное время родились. Как его вспоминаете?

— Тяжело было в семье. Жили на пенсию отца – инвалида войны. Получилось так, что работать я стал с двенадцати лет. С этого времени у меня каникул больше не было. Подрабатывать приходилось по ночам. Начинал с того, что пас коров верхом на лошади. А каждое лето я формировал стройотряды и ездил по Запорожской области – строил так называемые финские дома, гаражи и даже птицефабрику. Работал подсобником у каменщика, арматурщика, и так потихонечку освоил все строительные специальности, чтобы заработать на штаны.

— Кстати, об одежде. Вы и на работе всегда элегантно одеты, часто при галстуке. Это внимательное отношение к одежде – из небогатой юности?

— Вспоминаю случай. Уже когда на девчонок начал заглядываться, отец купил мне штаны хлопчатобумажные за три рубля пятьдесят копеек. На них такой клёш роскошный был! А мода уже на брюки-«дудочки» пошла. И я, дурень, расплакался. А он меня обнял так сильно и говорит: «Ну где же мне тебе денег взять?» Я всё понял. И с того момента сам пошёл работать.

— А что однажды послужило толчком к выбору пути именно в военную медицину?

— С детства я очень любил животных. Я носился с ними, лечил. Дома у меня целый зоопарк был: два ястреба ручных, которые меня из школы встречали! Я знаю, папа мой всегда хотел, чтобы я был военным. У меня были разные предложения куда поступить, в том числе и в мореходку наш военком хотел отправить меня. (Азовское-то море – рядом.) Но я себя в другой роли не видел, кроме как в роли врача.

Окончил я факультет авиационной и космической медицины при Саратовском медицинском институте в 1974 году. У меня две ординатуры: одна – хирургия, другая – анестезиология и реаниматология. Впоследствии я окончил военно-медицинскую академию с красными дипломами.

Внучка Дарина (ей семь лет) так же любит животных, как и я. Возможно, ей вся моя любовь к животным передалась, и она пойдет по моим стопам – в медицину. (Смеётся.) Вот приезжает внучка ко мне (я живу за городом, у нас свое хозяйство есть: кролики, утки) и сразу бежит к ним. Недавно у неё хомячок лапку сломал – приносила ко мне, мы его лечили.

— Вы сказали, что отец очень хотел видеть сына военным. Родители одобрили Ваш выбор стези военного медика?

— Да, гордились! Вы знаете, я это почувствовал в один момент. Отец мой никогда не хвастался своими наградами (а у него 28 орденов и медалей!). Не носил «на люди»… Я, помню, маленький был, мы с братом с его орденами играли. После смерти папы мама получала за эти ордена надбавку в размере второй пенсии, даже можно так сказать.

Когда же я начал свой военный путь от Саратова, Прибалтики, Германии, отец просил меня, чтобы каждый раз, когда я приезжаю в отпуск домой, надевал форму. Город наш был небольшой. Там, чтобы всех знакомых повстречать, на рынок пешком достаточно пройтись. Рос я по служебной лестнице тогда быстро: подполковником стал уже в 1986 году. И вот мы идем по городу, отца все знают, как ветерана войны, и он меня всем представлял по моему воинскому званию…

— С чего начиналась Ваша служба в военной медицине?

— Уже на четвертом курсе института я самостоятельно оперировал. Был сформированным специалистом, и мне «светило» остаться на хирургической кафедре, у профессора Степана Митрофановича Луценко. Но я решил: сразу пойду в практическую хирургию! У нас выпуск молодых врачей был такой: пять взводов «сухопутных», четыре взвода – «авиационных» и один взвод – «ракетчиков». Так я попал в авиационную часть в городе Шяуляй Литовской Советской Социалистической Республики.

— Прибалтика тогда считалась чем-то вроде домашней заграницы. Интересно было служить там?

— Там быстро получилось у меня перейти на лечебную работу: был старшим ординатором хирургического отделения, затем стал начальником хирургического отделения. Потом случились афганские события, и поступил приказ отправить меня в Афганистан. Но на тот момент у меня уже было двое маленьких детей, и в 40-ю армию я не попал только по этому критерию. Но хирургический госпиталь я должен был развернуть в трёхстах километрах от Кабула – афганской столицы. Потом решение вдруг изменилось, и его решили развернуть в инфекционный госпиталь. В связи с этими событиями мне предложили место начальника анестезиологии и реанимации в Каунасе – опять в Литве. На съезде анестезиологов и реаниматологов в Риге (Латвия) я представлял как раз созданное мною отделение.

В Литве я прослужил десять лет. Как хирург я знаю все этапы операции, и в этом случае врачу легко проводить анестезию. Сейчас такой нет преемственности: многие молодые анестезиологи не знают этапов операции как хирурги – они отвечают лишь за свою «епархию». Я считаю, что это плохо: опыт, конечно, к молодым специалистам приходит со временем, но глубокого понимания хода и процесса операции, которое даёт хирургическая подготовка, это не заменяет…

— Вы получили большой опыт практикующего хирурга и анестезиолога, проработав в военном госпитале и в Германии. Расскажите немного о том, что дала Вам как врачу такая практика в дальнейшем?

— Это был плодотворный период моей практики. Я тогда получил не просто опыт, а важные навыки, которые применял впоследствии и совершенствовал, изучал ещё глубже. Из Каунаса я попал сначала на юг ГДР – в город Плауэн. Меня сразу забрали в главный клинический госпиталь группы советских войск в Германии, где была самая высококвалифицированная специализированная помощь. У нас все заведующие отделениями были преподавателями военно-медицинской академии, а терапевт и хирург – докторами медицинских наук, профессорами!

— Трудно было работать с такими «партнёрами» за операционным столом?

— Весьма поучительно! Я как врач пять лет там проработал. Был старшим специалистом, ездил с этими профессорами по всей Германии, которые оперировали только со мной. И это, считаю, лишний раз подтверждает правильность подхода к подготовке анестезиологов-реаниматологов из числа практических хирургов. Это, конечно, были самые тяжёлые больные, с разными патологиями. Могу сказать, что, проработав «пятилетку» в таком госпитале, я как врач сильно вырос. Удалось поработать и проводить анестезии даже с двумя министрами здравоохранения СССР – Нечаевым и Шевченко, профессорами Курыгиным, Новиковым.

Я в 41 год выиграл первый и последний Всесоюзный конкурс лучшего по профессии по полевой выучке среди военных медиков. Там была награда – командирские часы от министра обороны и обязательный переход на вышестоящую должность плюс внеочередное воинское звание. Я и так 12 лет подполковником проходил.

— Как Вы все успевали: и работать, и учиться на красный диплом, детей растить да солдатиков выхаживать?

— Да вот так успевал: чтобы всё это было, нужно иметь надёжный тыл. Любой военный так скажет. Сейчас смеёмся с женой, что нынешние дети идут в нулевые классы, чтобы научиться читать. Жена моя говорит: хотя нет у меня педагогического образования, наши дочки читали с пяти лет, младшая дочь пошла в школу в шесть.

В моем же профессиональном становлении велика заслуга моей жены. Вся жизнь прошла в реанимационной и хирургической палате. Вместе мы уже 48 лет. Даже сейчас у меня осталась привычка: пришёл домой, поужинал и тебя тянет ко сну, потому что… может, и не придется поспать. Бывало, приезжаешь из операционной, реанимации в четыре-пять утра, а к восьми тебе надо уже снова на работу идти. И такой ритм напряженный у меня был всю жизнь, хотя со службы я давно уже уволился и пришёл на станцию скорой помощи. Кстати, 20 апреля этого года будет 21 год, как я в гражданской и снова экстренной, зачастую экстремальной по условиям оказания помощи, медицине. А в прошлом году исполнилось 50 лет моей работы в медицине вообще и 30 лет жизни в Биробиджане.

— Как Вы попали в Биробиджан? Как здесь прижились и чем стал для Вас этот город?

— В Биробиджан занесло чисто случайно. В 1986-м у меня была предварительная защита кандидатской диссертации. Меня вызвал главный анестезиолог-реаниматолог Вооруженных Сил СССР (дело было как раз перед тем, как мне предстояло выезжать из Германии) и говорит: «Я тебе предлагаю поехать в главный Тихоокеанский госпиталь, во Владивосток, главным анестезиологом-реаниматологом Тихоокеанского флота». И я согласился.

Но, как всегда в армии бывают форс-мажоры, мы приезжаем, а наше место… занято. Нужно было возвращаться в Москву обратно. Но подумал: с маленькими детьми опять в дорогу, а там пока разберутся, пока найдут должность… И я спросил, есть ли где свободное место на данный момент. Главный анестезиолог Хабаровского края (это мой был старший ординатор –Владимир Федорович Лукачина) сказал, что есть, но ты, наверное, не согласишься – у тебя должность полковника, а тут подполковник нужен в Биробиджан.

Я так удивился названию! Я вообще не знал о таком городе! Подумал: «В Таджикистане что ли служить придётся?» А он мне: «Это в Еврейской области». Ещё менее понятно. Опять, что ли, заграница? И согласился… Вот так приехал в Биробиджан 27 июля 1988 года.

— И чем встретила Вас эта «заграница»?

— Работы было много: на территории был размещен целый армейский корпус и погранотряд. Все лечились
у нас. Реанимация никогда не пустовала. Конечно, за столько лет город стал родным – в нём столько моих «крестников» ходит, есть даже кто 5-6 раз умирали на операционном столе и живы до сих пор.

— У долго практикующего врача, наверное, есть своё отношение к жизни?

— Я старался так прожить, чтобы не оставить после себя дурного запаха… Жизнь, она ведь, как и басня: ценится не за длину, а за содержание.

— Вы отмечаете в семье День медика?

— Жена моя всегда готовится к этому дню – стол накрыт и ждём гостей. Но с каждым годом гостей становится всё меньше. Некоторые уходят из жизни, другие уезжают из города. Вон уже – Биробиджан-3 образовался в Краснодарском крае… А мне уже ехать некуда: мамы нет в живых, а дети и внуки со мной рядом. У меня две дочки, три внука и одна внучка. Самый старший внук – Виталий (ему 25 лет) отслужил армию. Никите – 16 лет, Диме – 9 лет и моей красавице Дарине – 7 лет. Семья – она уж родней некуда. Так получилось, что с того света вытащил и свою старшую дочь – ей было неполных 16 лет, когда она попала в ДТП, и пришлось мне за 13 месяцев провести ей 28 операций, и сейчас она, слава Богу, со мной рядом. И тогда мне пришлось применять тот самый метод анестезии, который описывал в своей кандидатской диссертации. Вот мой главный экзамен жизни! На нём я полностью поседел. Начальник госпиталя спросил: «Как ты можешь своему ребенку это все делать?» Я ему ответил, что это тяжело, но я своей профессией владею в совершенстве.

— На встрече с нынешним министром здравоохранения Вероникой Скворцовой Вы упомянули, что в период службы в Шяуляе ещё и преподавали в институте, интернатуре. А Вы смогли бы только преподавать?

— Нет, не смог! Я – практик. В государственном институте в Шяуляе я преподавал хирургию. Дело в том, что раньше все педагоги таких профессиональных учебных заведений сдавали соответствующий государственный экзамен и получали удостоверение, что им присвоено звание медсестра запаса. При Советском Союзе была хорошая система преемственности, то есть я, капитан, был на подполковничьей должности.

При военных госпиталях, кстати, были виварии, где все хирурги отрабатывали практические навыки на собаках. А потом надо было выхаживать этих собак, чтобы видеть весь процесс выздоровления и своей работы – правильно ли ты все сделал. В Биробиджане на животных я делаю такие операции, которые никто не делает, и у меня есть своя операционная. Я оперировал в нашем городе даже двух игуан (крупных ящериц). И я фактически каждый день преподаю: на станции скорой помощи есть большой лекционный класс, где все фельдшера совершенствуют свои знания. Преподаю и в медицинском колледже, участвую там же в комиссиях на государственных экзаменах.

— Леонид Павлович, Вы чуть раньше говорили, что не смогли бы только преподавать. А фактически занимаетесь этим постоянно. Значит, педагогическая жилка в Вас всё-таки есть?

— Сегодня «Скорая помощь» в Биробиджане – это методический центр по подготовке медиков соответствующего профиля. На основании опыта работы нашей экстренной службы мною шесть книг выпущено. После того, как я возглавил станцию скорой медпомощи, мне поступали предложения возглавлять и другие учреждения, и б о льшие должности, но я ото всех отказывался. Я здесь на станции скорой помощи хотел работать, ко мне привык коллектив. Там, где происходит частая смена руководителя, там лихорадит коллектив.

Тяга к преподавательской деятельности, наверное, во мне всё же есть. Мои сотрудники часто поражаются моей памяти. Сейчас приходят молодые специалисты, и у них недостаточно знаний анатомии, физиологии, клинической фармакологии. Я вот для подсказки не пользуюсь компьютером – у меня его и нет в кабинете, и все книги я написал вручную. Я даже лекции читаю без конспекта: все поражаются, как можно столько носить в голове!

— В немалом коллективе станции скорой помощи чувствуется особая атмосфера единства, преданности людей своему делу, нет текучки кадров. Как Вы смогли всех так «влюбить» в свою работу?

— Важно, чтобы наши сотрудники чувствовали себя на работе по-домашнему уютно. Они же большую часть жизни находятся на рабочем месте – в дороге, в санитарном автомобиле, в чужих квартирах, на улице, в общественных местах… У них должны быть нормальные условия. Поэтому я даже занавески на окна попросил закупить такие, чтобы ни в каком кабинете они не повторялись ни дизайном, ни цветом! Такое у меня для швейного салона было условие…

В экстренной медицине случайные люди не приживаются. Конечно, при создании коллектива были свои трения. Даже помню случай, что один водитель сказал: «А знает ли наш главный врач, где у машины гайки закручиваются?» На что я ответил, что знаю, где у водителей гайки закручиваются. Лишние вопросы отпали…

Сегодня уже и эту станцию я вижу чуть по-другому: время идёт, медицина развивается – в ней нельзя отставать, в «заложниках» такого отставания – люди!

Беседовала Лилиана КАРАСЕВА

Во время службы в Вооруженных силах РФ  — правительственными наградами, в том числе медалями «За безупречную службу» 3-х степеней, медалями «60 лет Вооруженных Сил СССР» и  «70 лет Вооруженных Сил СССР». Является подполковником медицинской службы, ветераном Вооруженных сил РФ.

На гражданской службе награжден одной из высших Национальных наград общественного признания заслуг и достижений в сфере науки, медицины и здравоохранения — орденом Гиппократа.

Званием «Заслуженный врач России», званием «Лучший медицинский работник России».

— Почетным знаком Совета Федерации «За развитие парламентаризма», одной из высших наград Еврейской автономной области – знаком «Почёт и уважение», знаками «Отличник здравоохранения» и  «Отличник погранвойск» 1 и 2 степени за спасение пограничников.

Награжден многочисленными дипломами и грамотами за участие в региональных и международных конференциях как по реаниматологии-анестезиологии, так и по актуальным вопросам скорой и неотложной медицинской помощи.

Фото Олега Черномаза